Пандемия коронавируса, параллельное падение цен, спроса в мире на экспортное сырье, безработица среди трудовых мигрантов могут серьезно ухудшить экономическую ситуацию во всех странах Центральной Азии. Вслед за этим, соответственно, возникнут большие проблемы в социальной и политической сферах. Не секрет, что сейчас многие живут впроголодь. Потенциально — это взрывные массы, которые могут в числе прочего направляться религиозными фундаменталистами, зарубежными религиозно мотивированными экстремистскими группировками. Ведь в такие кризисные моменты простые люди зачастую ищут помощи и ответа на свои смысложизненные вопросы у нетрадиционных религий, потому что в мечетях, работающих под эгидой государства, они никогда не получат ответа на «неудобные» вопросы. Так на авансцену выходит политический ислам, предлагающий якобы «более справедливую» программу жизнедеятельности государства, власти.
Сегодня многие люди от беспросветной нищеты, отсутствия социальной справедливости, дегуманизации начинают терять смысл жизни, веру в хорошее будущее. А это уже кандидаты на самоубийство. Да, у них еще теплится некоторая надежда, но это надежда лишь на помощь бога, духов-покровителей. А убить себя сразу они неспособны в силу разных причин, в том числе религиозных, — как известно, практически во всех религиях суицид считается тяжелым грехом. Чаще всего именно такие люди и становятся жертвами радикальных экстремистских организаций: когда умереть за веру, справедливость, в том числе во время «восстания против тагута», считается не грехом, а подвигом. Тем не менее, основной силой массовых протестных выступлений у нас могут стать не верующие, как часто пишут некоторые аналитики, а масса простого народа, в числе которых верующие просто не будут заметны. Кроме того, есть формула – враг моего врага мой друг. Простая масса может поддержать лозунги исламских групп как альтернативу отсутствию других «хороших» идей, из сочувствия им, и из опоры на тезисы социальной справедливости. Как отмечает известный узбекский правозащитник Шухрат Ганиев, сейчас из-за экономического кризиса стала явью «религиозная радикализация общества». Ганиев подчеркивает: «В условиях жесткого экономического кризиса человеку просто ничего не остается, как слушать всё, что ему говорят со стороны».
В свое время у властей наших стран немало было поводов, чтобы осознать серьезность угроз от религиозно мотивированного экстремизма и терроризма. В качестве примеров этих поводов мы не будем указывать на теракты в регионе, поскольку не совсем понятно, кто является истинным организатором большинства из них. Покажем другой, яркий пример, напрямую связанный с политизацией ислама. В марте 2015 года на похоронную молитву по шейху Мухаммаду Садыку Мухаммаду Юсуфу в Ташкент приехали десятки тысяч людей со всего Узбекистана и других стран. Это событие ярко показало, какого уровня популярность и авторитет были у шейха среди общественности. Шейх М. Садык накануне смерти находился в хорошей физической форме. Следовательно, его внезапная смерть вызывает вопросы. Следует также учитывать тот факт, что М. Садык был уроженцем Андижана, где в 2005 году произошел кровавый расстрел протестных выступлений. Данный факт мог стать очень весомым инструментом для борьбы М. Садыка за политическую власть в Узбекистане. В этом смысле смерть Мухаммада Садыка, видимо, была на руку И. Каримову.
Напомним, что шейх Мухаммад Садык в свое время преследовался узбекскими властями за критику социальной, религиозной политики И. Каримова. Но авторитет и большая популярность шейха не позволила И. Каримову избавиться от него. Мухаммад Садык мог стать не только идеологом исламской оппозиции в «транзитный» период, но и самим кандидатом на пост президента. Некоторые эксперты утверждают, что шейх Мухаммад Садык обладал президентскими амбициями. В частности, известный узбекский аналитик Б. Сидиков на своей странице в Фейсбуке писал, что в 2001 году шейх в разговоре с послом Германии в Узбекистане М. Хеккером заявил: «Если в России муфтий Ахмад Кадыров (он был одним из учеников Мухаммада Садыка – наше примеч.) смог стать президентом Чечни, то почему подобное не может произойти и в Узбекистане?».
Необходимо отметить, что кровавые события в Андижане в 2005 году произошли преимущественно из-за противостояния властей с местным исламским течением Акромия. Но еще задолго до этого в декабре 1991 года исламисты во главе с Тахиром Юлдашевым захватили здание обкома партии в Намангане и вынудили Каримова дать клятву провозгласить Узбекистан религиозным государством. Каримов, по всей видимости, долго не мог забыть эту сцену своего унижения…Во многом поэтому наши власти, «крутые» люди активно спонсируют религиозную сферу, финансируют строительство роскошных мечетей, религиозных центров, пытаются наладить контакты с известными религиозными деятелями. Кстати, во время празднования 61-летия Алишера Усманова в Ташкенте ему лично подарил чапан муфтий Мухаммад Садык. И в этом, возможно, содержался определенный мессидж оппозиционно настроенным по отношению к режиму И. Каримова мусульманам Узбекистана.
Собственно, в наших традиционных обществах самыми авторитетными нормами и ценностями являются не законы, не предписания власти, а положения ислама. Ислам в нашем регионе издавна занимает видную позицию. Это обусловлено в первую очередь историческим бэкграундом, когда на территории современного Узбекистана и Таджикистана были известные сильные медресе по изучению и толкованию ислама. Средняя Азия является родиной ряда всемирно известных орденов-тарикатов суфизма, здесь имам аль-Бухари создал наиболее авторитетный сборник хадисов. В этом плане понятно, почему власти региона рассматривают религиозных экстремистов как единственную силу, которая способна бросить политический вызов их правящим режимам.
Узбекские, таджикские, кыргызские власти понимают, что протестные настроения тех же гастарбайтеров, сегодня потерявших работу, могут быть оформлены в исламскую идеологическую оболочку и возглавлены религиозными фундаменталистами. Тем самым в нашем регионе власти пытаются активно работать над предупреждением политизации уммы, но делают это, как у них водится, исключительно с опорой на силу и принуждения. Но такой путь в конечном итоге ведет в никуда – к сжатию «пружины» недовольства и мести до поры до времени. Неадекватная политика наших властей в религиозной сфере зачастую является следствием эмоционального прочтения ситуации в исламском мире, как чужом и неприятном для соответствующих экспертов, чиновников. Многие «эксперты» глубокую религиозность в нашем регионе ошибочно принимают за экстремизм. Необходимо понимать, что глубокий уход в религию зачастую также происходит из-за отсутствия веры в справедливость, в хорошее будущее. Причиной последнего является коррумпированное государство, нищета, крайняя бедность большинства населения региона. В таком случае у людей остается только вера в помощь Аллаха.
В этой связи показательно, что для многих салафитов Центральной Азии главным элементом их мотивации является понятие джахилия, означающее, что моральный, социально-политический и социально-культурный уклад жизни их стран находится в упадке, произволе и разврате. Отсюда многие из них находятся в мысленной хиджре, то есть мысленно связывают себя не со своей родиной, а с «территорией» ислама. Но эта ориентация и мотивации сродни тому, как диссидент, интеллектуал в аморальном и невежественном обществе мысленно отсутствует. В подавляющем большинстве случаев глубокая религиозность в регионе — это метания в поисках своей идентичности, которые безобидны, так как являются поиском своего места в мире. Однако в итоге получается так, что даже и глубоко верующих мусульман в ЦА власти часто преследуют как экстремистов. А как может быть иначе, если иногда властные эксперты, чинуши говорят, что радикальных верующих можно определить «по черным хиджабам, коротким штанам и отращенным бородам». Словом, во властных структурах слишком упрощенное и даже глупое понимание религиозного экстремизма, которое во многом формируется некомпетентными экспертами, плохо знающими, что из себя представляет религиозная практика, настроения и внутренняя культура практикующих мусульман.
На этой экспертной «почве» риски, угрозы экстремизма и терроризма в регионе сильно преувеличиваются правительствами всех стран ЦА. По всей видимости, проявления «экстремизма» и «терроризма» местные власти используют преимущественно как предлог для усиления контроля и давления на общество, инакомыслящих, политических конкурентов. Силовики наших стран сплошь и рядом возбуждают уголовные дела по надуманным поводам, когда ошибочно относят к экстремизму феномены, которые таковыми не являются. В ряде стран региона правящие элиты используют ситуацию в среде фундаменталистов в различных целях, включая укрепление не только своих внутриэлитных позиций, реализацию геополитических проектов, но и регулирование уголовной сферы. Наши власти, спецслужбы не могут понять, что такими методами сами способствуют политизации ислама, когда он становится политической программой недовольных, отверженных, униженных и оскорбленных.
Поэтому неудивительно, что почти все теракты в наших странах были направлены против силовиков. Можно сказать, что это была и ответная реакция, месть на зачастую необоснованные репрессии силовиков. Короче говоря, сфера религиозного фундаментализма, по большому счету, остаётся «чёрным ящиком» для наших властей. В виду этого сложно прогнозировать, как будет дальше развиваться ситуация в религиозной сфере. За все годы независимости в наших странах так и не создали конкурентоспособную культурную альтернативу религиозным нормам, ценностям. Да и уровень развития наших социальных и гуманитарных наук оставляет желать лучшего, что также способствует религиозному мракобесию, наивному представлению людьми картины мира…
Источник: PlatonAsia