Ислам на протяжении своего существования в Центральной Азии был либо инструментом легитимации сменяющихся режимов, либо подвергался гонениям со стороны этих режимов в разные времена.
С прошлых веков ислам аккумулировал огромный опыт сопротивления и адаптации сначала при царском режиме, затем в советский и постсоветский периоды. Исследование исторической траектории взаимодействия ислама с политической властью и гражданским обществом вызывает вопрос: чем объясняется невысокий уровень террористической угрозы в Центральной Азии? Частично сложившаяся ситуация объясняется контролем со стороны правящих режимов над населением и внешними финансовыми ресурсами. С другой стороны, данное обстоятельство не препятствует постоянному росту террористического контингента в Сирии и Ираке за счет выходцев из Узбекистана, Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана и даже Туркменистана.
Четверть века прошла с момента развала СССР в 1991 году и появления среди членов ООН пяти новообразованных независимых государств Казахстана, Кыргызстана, Узбекистана, Таджикистана и Туркменистана. Ранее эти страны были известны Западу как «мусульманские республики советской Центральной Азии». Советские мусульмане практиковали ислам без шариата с 1926 года. Ислам в Центральной Азии смог устоять вопреки ограничениям секулярной атеистической власти, когда репрессии сочетались с инструментализацией. Официальное признание ислама Сталином в 1942 г. позволило мусульманам принять свою двойную принадлежность homo islamo- sovieticus в социальном пространстве, «защищённом» местными религиозными и национальными элитой.
Жизнестойкость ислама заложена в его корнях и фундаментальных устоях. Терпеливость перед неблагоприятными обстоятельствами (sabr), ценность намерения в случае неудачи (niyya) и вся система компенсации незавершённых ритуалов основанных на « состоянии необходимости ислама» помогли мусульманам выстоять и адаптироваться к советскому режиму в ожидании лучших дней.
После 1945 года затяжной процесс «безмолвного слияния с туземцами», в трактовке историка Винсента Фурнио, изменил сталинское определение государства в контексте Центральной Азии. Вместо того чтобы быть «национальным по форме и социалистическим в основе», оно становится «в основе национально-исламским» и лишь «формально советским».
В то время как на местах национальная исламская идентичность удовлетворяла большую часть населения, ее внешнее восприятие в глазах зарубежных мусульманских стран было негативным. Развал СССР обнаружил существование новых исламских рубежей. Мусульманские средства массовой информации обнаружили в Центральной Азии миллионы братьев по вере, которые, несмотря на то, что в постсоветской Центральной Азии советскость перевешивала мусульманскость, должны были быть интегрированы в международную умму (сообщество мусульман).
- Политическое значение ислама
Наиболее ранний этап исламизации «заамударьинского» региона относится к 709 и 712 годам именно тогда в ходе завоевательных походов были подчинены Бухара и Самарканд. В последующие столетия ислам продолжил распространяться на север, обратив в мусульманство тюркские племена в периоды монгольского завоевания и дальнейших политических преобразований.
Несколько веков ислам являлся инструментом легитимизации находясь по «по правую руку» властей. В тоже время отошедшие на задний план, но не исчезнувшие, доисламские верования еще многочисленны в регионе.
Исходя из географических, экономических и культурных факторов, Центральная Азия рано познала три формы приобщения к исламу. Первая, возникла в городах Трансоксании (другое название
Мавераннахра) вдоль великого караванного пути и включая научную, политическую и архитектурную составляющую, основывается на юридической ханафитской школе. Вторая— синкретичная и нематериальная, распространена в кочевом пространстве Центральной Азии. Третья— основанная на суфийской духовности является связующим звеном между двумя предыдущими формами, где сочетаются элитарная сторона, основанная на цепи преемственности (силсила), и популярная у населения практика поклонения святым.
Два фактора способствовали народному исламу стать реальным ориентиром идентичности, и одновременно в контексте политических репрессий в отношении ислама, сформировать пространство упрощенной веры, ограничиваясь ритуальной частью и игнорируя теологическую составляющую.
- периоды немусульманских завоеваний— монгольское нашествие, Российская империя, советское государство, которые определили суфийский ислам на роль охранного колыбели религии;
- использование братств как сети из децентрализованных ячеек, составляющих оппозицию правительству, не признаваемое как «законное».
С этой точки зрения следует отметить значение Центральной Азии как места возникновения главнейших мусульманских братств, в частности Накшбандия, адепты которого впоследствии появились у курдских племен, на Кавказе, в Турции и Индии. Практика молчаливого зикра – вспоминании имени божьего и многие другие практики, позволяли последователям суфизма, без всякого разглашения своих религиозных предпочтений, участвовать в политической и социальной светской жизни.
В наши дни ислам в Центральной Азии вписывается более в преемственность, чем в разрыв. Таким образом обеспечивает тройное наследие в системе официального управления исламом как средство социального контроля, оппозиции «джихадистского» типа в противовес «незаконной власти» (наследнице призывов к джихаду против царских колониальных властей и антисоветской борьбы с басмачами) и фундаменталистских проповедей (салафитского толка).
2.Повторное вхождение мусульман Центральной Азии в мировую умму до событий 1991 года
После революции 1917 года мусульмане Центральной Азии оказались отрезанными от внешнего мира. Эта изолированность закончилась со смертью Сталина и началом правления Хрущева. В так называемые годы «брежневского застоя» происходит скромный возврат советских мусульман в мировую умму. Возврат этот символизирует стремление советских властей инструментализировать ислам в целях международной политики. С позволения Москвы несколько представителей «мусульманского духовенства» отправляются в паломничество (хадж) в Мекку. Вернувшись, они привносят тренды, усвоенные во время хаджа во внутренние дебаты.
Крупномасштабное развитие салафистского дискурса в 70-80 гг. оказывает непосредственное влияние на Советский Союз. Издаваемый в Ташкенте официальный журнал «Мусульмане советского Востока»с периодической регулярностью осуждал паломничество к святым местам, называя такую практику бид’а «нововведение, противоречащее исламу», и в тоже время выдвигая на первый план Узбекистан, витрину социализма, где мусульмане создают свой рай на земле, созидая свое спасение в мире загробном.
Относительная открытость СССР была прервана в 1979 году после ввода советских войск в Афганистан и исламской революции в Иране. С этих пор, все политически подкованные мусульмане СССР вставали засветло, чтобы прослушать запрещенные радиопрограммы. Тем временем связи с внешней уммой были восстановлены. Широкий диапазон восприятия ислама в социуме, отныне предоставлял большее значение мусульманской составляющей со всей ее многозначностью, нежели чем составляющей советской.
Об этом свидетельствует, например, призыв к провозглашению исламской республики Таджикистан в листовках, распространяемых в 70-х годах в Ферганской долине «опасными фанатиками», как их называла местная пресса, учреждение первой партии исламского возрождения в Курган-Тюбе в 1973 году, то есть за девятнадцать лет до ее повторного созыва в Астрахани в годы перестройки, а также отчаянная активность подпольных проповедников.
После прихода к власти Михаила Горбачева в марте 1985 года, ислам в обретении былой представленности перенес сильные потрясения. Ислам Каримов, экс-первый секретарь Коммунистической партии Узбекистана, осознал новый статус религии в ходе электоральной поездки в Ферганскую долину в декабре 1991 году. На одной из встреч с него потребовали обещание провозгласить «Исламскую республику Узбекистан». Это стало огромным потрясением, которое объясняет последующее стремление узбекского президента искоренить всякую оппозицию сначала «национально-демократическую», затем исламскую и тем самым защитить свою страну от неизбежной открытости внешнему миру.
Исчезновение советской системы требовало уточнения религиозной политики в каждом новосозданном государстве. Постсоветское гражданское общество таким образом реорганизовалось по религиозной, со ссылкой на исламскую мораль в качестве культурного фундамента, и по социальной, даже семейной направленности. Начиная с этого времени, все те, кто считал рамки национального и также исламского государства слишком узкими не перестают пополнять ряды ностальгирующих о халифате, потерянном в 1924 году.
3. Реорганизация, логика избегания и ограниченная радикализация
В начавшейся после 1991 году реорганизации, многочисленные исламоориентированные внутренние и внешние политические структуры, партии, ассоциации, группы проявляются в Кыргызстане, Казахстане, Таджикистане, Узбекистане. Туркменистан, единственная страна в Центральной Азии, которая не участвует в этих процессах. Среди целей вышеназванных организаций— провозглашение исламских республик, либо восстановление Кокандского ханства, что тем самым подразумевает ликвидацию границ национальных государств. Либо по версии наиболее радикально настроенных кругов, создание Туркестанского халифата и более того, халифата глобального.
3.1. Активность исламских движений
Среди основных движений Центральной Азии, одно из наиболее активных — Исламское Движение Узбекистана (ИДУ), основанное Джумой Намангани и Тахиром Юлдашевым. Партия исламского Возрождения Таджикистана (ПИВТ), основателем и лидером которой до самой своей смерти в 2006 года являлся Саид Абдулло Нури. ПИВТ была в коалиции с правящей властью, однако постепенно ее влияние ограничивалось, а в 2015 году, партия была запрещена и признана террористической. Движение фундаменталистов, Акрамилар, основанное узбекскими бизнесменами и практикующее исламскую благотворительность, которое подверглось репрессивным мерам со стороны власти, в частности в 2005 году в Андижане.
Внешнее влияние ислама распространялось усилиями партии Хизб ут-Тахрир («Партии Освобождения», образованной в Иордании в 1953 году). Последняя, фундаменталистского характера вела активную работу в Узбекистане, Таджикистане и Казахстане, но со смертью Бен Ладена в 2011 году сократила свою деятельность. Турецкое Исламско-национальное движение Фетуллаха Гюлена также было активно в регионе, до его изгнания во всех странах по просьбе президента Эрдогана после попытки переворота в июле 2016 года в Стамбуле. Его сеть лицеев, школ и университета осталась на месте лишь бы в Кыргызстане под контролем министерства образования (она изменила название на «Сапат») и в Казахстане, также под контролем государства.
Наконец, Джама’ат Таблиги—прозелитское движение, основанное в Индии, особенно активное в Кыргызстане и Казахстане, хотя и не имеющее легального статуса.
В целом все мусульманские государства привнесли свой вклад в повторный процесс исламизации. В том числе и Турция, в которой кроме «гюленского» движения, следует упомянуть официальный фонд «Диянет» или суфийское течение нагшбандия. Это также относится к странам Персидского залива и Пакистана. Шиитский Иран с распада Советского союза не смог оказать большего внимания из-за того, большинство мусульман Центральной Азии придерживаются суннитского направления в исламе.
На местах, официальные власти в каждом государстве принимают новые законы касательно свободы совести и собраний; большая или меньшая веротерпимость существует в отношении зарубежных религиозных организаций, чье финансирование, впрочем, тщательно контролируется. В Центральной Азии открытость любым религиям и сектам сочетается как в Кыргызстане, ставшего новым «Эльдорадо» для проповедников различных конфессий с абсолютной закрытостью гражданского общества как в Туркменистане.
Полностью материал читайте по нижней ссылке
Катрин Пужоль, профессор истории и цивилизации Центральной Азии в Национальном Институте Восточных Языков и Цивилизаций в Париже (INALCO); директор французского института исследований Центральной Азии в Бишкеке.
Перевод с французского Снежаны Атановой, аспирантки INALCO, стипендиатки IFEAC 2018 года.
На главной фото Сергея Прокудина-Горского, 1912 год, Центральная Азия